– Я понимаю.
– Кстати, как вы себя чувствуете после всего, что случилось?
– Как видите, я жив. Это главное. Остальное – детали, которые интересны только моему доктору.
– Вам повезло. Вам очень повезло, мсье Ледников. А мадам Николь никак не может прийти в себя…
– Вы считаете меня в чем-то виноватым?
– У нас нет оснований считать так.
– Пока… – хмыкнул Ледников. – Следователь всегда говорит подозреваемому – пока.
– О, мы в курсе, что вы в некотором смысле наш коллега в прошлом и потому надеемся на понимание и сотрудничество…
Их было двое. Один помоложе, в куртке, джинсах и кроссовках. Похожий на регбиста – могучая выя, уходящая в плечи, голова, чуть наклоненная вперед, словно он приготовился к лобовой схватке, внимательный взгляд, ощупывающий противника. Второй был повзрослее и посолиднее – в костюме, галстуке и светлом плаще, который он почему-то не стал снимать. Этакий бизнесмен средней руки, без полета, но аккуратный и дотошный в делах.
Ледников молча смотрел на сотрудников ДСТ, ожидая уже конкретных вопросов, которые последуют за предварительными реверансами и намеками. В принципе ему нечего было от них скрывать. Кроме одного – каковы были их отношения с Николь. Это никого не касалось. А все остальное…
Ледников ясно и отчетливо вспомнил, что было потом, когда шар уже оказался на земле.
Он сидел на земле, прижимая к себе Николь, у которой по лицу текла кровь. Надо было что-то делать – куда-то бежать, орать, звать на помощь, но он не мог выпустить Николь из своих объятий, ему казалось, что, если он опустит ее на землю, случится непоправимое.
Слава богу, машина сопровождения примчалась уже скоро – шар не успел улететь далеко. Баттистон с выпученными глазами что-то причитал, но Ледников его почти не слышал. Он вдруг обнаружил, что не понимает, где находится, еле слышит и с трудом шевелит руками. Их отвезли в деревню, в дом местного доктора, Николь унесли в кабинет, потом за ней прилетел вертолет, и больше он ее не видел. В какой-то момент он вообще перестал ясно понимать, что творится вокруг. Пришел в себя он уже в Париже. Человек за рулем спросил, куда ехать, и он назвал адрес Немца.
Пока Ледников приходил в себя, Немец смотался на машине за своим знакомым врачом. Осмотрев Ледникова, тот не нашел ничего страшного – ушибы, легкая контузия, отсюда и амимия – маскообразное лицо, растерянность, некоторое нарушение речи и движений. Должно быстро пройти. Надо отдыхать и не напрягаться.
– Не напрягаться! – скривил губы Немец, когда они остались вдвоем. – Нельзя, но придется. Завтра с утра такое начнется! Газеты и телевидение просто сбесятся. Такая клубничка! Да еще на воздушном шаре! Чего-чего, а вот этого я от тебя не ожидал. Ты теперь будешь у нас звездой, знаменитостью. Не знаю только, на кой тебе это нужно? Когда за тебя примутся и полиция, и журналисты, ты проклянешь все на свете! В Москву тебе надо, в Москву! И как можно скорее – укрыться на просторах родины от их всевидящего глаза, от их всеслышащих ушей. Но не бежать, не прятаться! Это вызовет подозрения и ненужный ажиотаж. Надо, чтобы они тебя сами проводили.
– Сами? – преодолевая тошноту, которая время от времени подкатывала к горлу, удивился Ледников. – Чего вдруг?
– Надо их в этом заинтересовать!
– Кого их?
– Вот это хороший вопрос, – задумался Немец. – Полиция нам не подходит. Там народ приземленный и ответственность на себя не берущий. Будут только тупо составлять протоколы. Есть служба охраны Елисейского дворца… Но рассчитывать на них? Глупо. А если тамошние люди твою Николь не любят? Если они считают, что она не достойна быть первой леди? А они там так и считают. Для них скандал с ее участием – радость, подарок небес. Значит, можно подтолкнуть президента на развод. Ведь там народ живет жизнью специфической, что-то вроде коммунальной квартиры со всеми ее прелестями.
– Да, Баттистон рассказывал, – согласно кивнул Ледников. На большее он был, пожалуй, не способен.
– А-а, беспутный Мишель! Кстати, с ним бы надо при случае хорошенько потолковать. Что-то мне его участие в этих полетах не нравится…
Немец походил по комнате, искоса поглядывая на Ледникова оценивающе.
– Ладно, с нашим другом Баттистоном потом разберемся.
Он остановился наконец прямо перед Ледниковым и наклонился к нему.
– У нас есть один выход, – медленно, по слогам произнес он. – И этот выход – ДСТ. Во-первых, у этих ребят есть серьезные полномочия и они могут дать настоящие гарантии. А во-вторых, они просто умнее других. Они не заинтересованы в скандале, который ударит по президенту. А значит, заинтересованы в том, чтобы ты был невинным агнцем, которого надо срочно отправить с глаз долой. А в-третьих, они знают меня, а я знаю их. Это дает дополнительные шансы.
Ледников облизнул пересохшие губы. Мысли не складывались в его голове, а больше всего хотелось молчать и ни о чем не думать. Но он в то же время понимал, что Немец прав – надо действовать и играть на опережение.
– И что я им должен буду сказать? – поморщившись, спросил он.
– Правду. Если все то, что ты сказал мне, правда, то можешь ее рассказать им. Эта правда вполне годится.
– Понятно, – пробурчал Ледников, язык у него до сих пор ворочался с трудом. – А о том, что за мной следили? О Зондере? О том, что он и Гран одно и то же лицо?
– Об этом не надо, – четко отсек его предположения Немец. – Это лишние подробности твоей парижской жизни. Из-за них тебя могут задержать здесь и пытать долго и нудно. Начнут копаться в твоих делах и знакомствах, заинтересуются мной… Нам это не нужно. Пусть сами ищут того, кто устроил взрыв. Тем более что вряд ли найдут.